Неточные совпадения
С привычным тактом
светского человека, по одному взгляду на внешность этой
дамы, Вронский определил ее принадлежность к высшему свету.
До сих пор все
дамы как-то мало говорили о Чичикове, отдавая, впрочем, ему полную справедливость в приятности
светского обращения; но с тех пор как пронеслись слухи об его миллионстве, отыскались и другие качества.
Губернаторша произнесла несколько ласковым и лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: «А, Павел Иванович, так вот как вы!..» В точности не могу передать слов губернаторши, но было сказано что-то исполненное большой любезности, в том духе, в котором изъясняются
дамы и кавалеры в повестях наших
светских писателей, охотников описывать гостиные и похвалиться знанием высшего тона, в духе того, что «неужели овладели так вашим сердцем, что в нем нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами».
И ныне музу я впервые
На
светский раут привожу;
На прелести ее степные
С ревнивой робостью гляжу.
Сквозь тесный ряд аристократов,
Военных франтов, дипломатов
И гордых
дам она скользит;
Вот села тихо и глядит,
Любуясь шумной теснотою,
Мельканьем платьев и речей,
Явленьем медленным гостей
Перед хозяйкой молодою,
И темной рамою мужчин
Вкруг
дам, как около картин.
У всех есть тема для разговора, у
дам, например… у
светских, например, людей высшего тона, всегда есть разговорная тема, c’est de rigueur, [так уж заведено (фр.).] а среднего рода люди, как мы, — все конфузливы и неразговорчивы… мыслящие то есть.
Я готова жить у него просто в няньках, быть его сторожем, сиделкой, но не
дам восторжествовать холодному,
светскому, мерзкому расчету!
Обед был подан в номере, который заменял приемную и столовую. К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел, что согласился остаться обедать. Ляховская отнеслась к гостю с той бессодержательной
светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы попасть в тон этой
дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть
светского ига.
Девицы были уже взрослые и окончившие свое воспитание, наружности не неприятной, веселого нрава и, хотя все знали, что за ними ничего не
дадут, все-таки привлекавшие в дом дедушки нашу
светскую молодежь.
«Лекции Грановского, — сказал мне Чаадаев, выходя с третьего или четвертого чтения из аудитории, битком набитой
дамами и всем московским
светским обществом, — имеют историческое значение».
Предусмотрительно устроитель вечера усадил среди
дам двух нарочно приглашенных неляпинцев, франтов-художников, красавцев, вращавшихся в
светском обществе, которые заняли хозяйку дома и бывших с ней
дам; больше посторонних никого не было.
Марья Дмитриевна пригласила его откушать чаю; он снял епитрахиль, принял несколько
светский вид и вместе с
дамами перешел в гостиную.
— Этот характерный отзыв
дал Вязмитинову имя
светского человека с «либерально-консервативным направлением», а вскоре затем и место, а с ним и дружеское расположение одного директора департамента — консервативного либерала и генерала Горностаева, некогда сотрудника-корреспондента заграничных русских публицистов, а ныне кстати и некстати повторяющего: «des réformes toujours, des outopies jamais».
Со временем и Коля рассказывал своим товарищам о том, что его соблазнила его двоюродная тетка —
светская молодая
дама.
В одном из таких кабинетов сидело четверо — две
дамы и двое мужчин: известная всей России артистка певица Ровинская, большая красивая женщина с длинными зелеными египетскими глазами и длинным, красным, чувственным ртом, на котором углы губ хищно опускались книзу; баронесса Тефтинг, маленькая, изящная, бледная,ее повсюду видели вместе с артисткой; знаменитый адвокат Рязанов и Володя Чаплинский, богатый
светский молодой человек, композитор-дилетант, автор нескольких маленьких романсов и многих злободневных острот, ходивших по городу.
Остальные двое согласились на это, вероятно, неохотно, но Елене Викторовне сопротивляться не было никакой возможности. Она всегда делала все, что хотела. И потом все они слышали и знали, что в Петербурге
светские кутящие
дамы и даже девушки позволяют себе из модного снобизма выходки куда похуже той, какую предложила Ровинская.
Там уже прохаживались медленно взад и вперед три
дамы, только что приехавшие, все три — пожилые. Самая старшая из них, жена заведующего хозяйством, Анна Ивановна Мигунова, обратилась к Ромашову строгим и жеманным тоном, капризно растягивая концы слов и со
светской важностью кивая головой...
Я сказал себе раз навсегда, что газету следует вести бойко, весело ("так! так!"), что нужно
давать читателю ежедневный материал для
светского разговора ("совершенно справедливо! совершенно справедливо!") — и неуклонно следовал этому принципу.
Многие из
дам (и из самых
светских) любопытствовали и о «загадочной хромоножке» — так называли Марью Тимофеевну.
Казалось, она точно переродилась и из прежней недоступной «высшей
дамы» (выражение Степана Трофимовича) обратилась в самую обыкновенную взбалмошную
светскую женщину.
— Oh, madame, je vous prie! [О, мадам, прошу вас! (франц.).] — забормотал тот снова по-французски: с
дамами Егор Егорыч мог говорить только или на
светском языке галлов, или в масонском духе.
Иностранные
светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались
дать почувствовать, что суждения мои о том, что человечество может руководиться таким наивным учением, как нагорная проповедь, происходит отчасти от моего невежества, незнания истории, незнания всех тех тщетных попыток осуществления в жизни принципов нагорной проповеди, которые были делаемы в истории и ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего значения той высокой культуры, на которой со своими крупповскими пушками, бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом, журналистикой, стачками, конституцией и Эйфелевой башней стоит теперь европейское человечество.
Вы, сколько я могу судить, принадлежите к саксонской отрасли кавказского племени; следовательно, мы должны предполагать в вас знание
светских приличий, а между тем вы заговариваете с
дамой, которой вы не были представлены.
Приняли деятельные меры, к приличному образованию молодой капитанши, и при помощи природных ее способностей и живости ума в непродолжительное время она сделалась
светскою, интересною
дамою, возбуждавшею невольное участие и невольную зависть, чему, конечно, много содействовала ее красота и необыкновенность положения.
Литвинов
дал удалиться герцогине со всей ее свитой и тоже вышел на аллею. Он не мог отдать себе ясного отчета в том, что он ощущал: и стыдно ему было, и даже страшно, и самолюбие его было польщено… Нежданное объяснение с Ириной застигло его врасплох; ее горячие, быстрые слова пронеслись над ним, как грозовой ливень."Чудаки эти
светские женщины, — думал он, — никакой в них нет последовательности…
Один из таких, по фамилии Кандолинцев, не пропускал ни одного случая втираться в
светские дома и решился для этого, как говорили, «на героические подлости». Благодаря своим компанейщикам он однажды ценою немалых жертв добился того, что его пригласили участвовать в любительском спектакле с настоящими
светскими людьми; но в самом этом великодушии крылась новая обида: Кандолинцеву
дали самую ничтожную, выходную роль, лакея без слов.
Он все испытал, и ему еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги; любовь
светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не
давала сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависит ни слава, ни счастье; самые счастливив люди — невежды, а слава — удача; военные опасности тоже ему скоро наскучили, потому что он не видел в них смысла и скоро привык к ним.
Новые знакомцы вышли под руку в залу, но Масуров скоро юркнул от Бахтиарова; он был в зале собрания как у себя дома, даже свободнее, чем ловкий и
светский Бахтиаров: всем почти мужчинам подавал руку,
дамам кланялся, иным даже что-то шептал на ухо; и Бахтиаров только чрез четверть часа заметил его усевшимся с
дамою во ожидании мазурки.
Разве не полную комедию разыгрывают Горичевы? Этот муж, недавно еще бодрый и живой человек, теперь опустившийся, облекшийся, как в халат, в московскую жизнь, барин, «муж-мальчик, муж-слуга, идеал московских мужей», по меткому определению Чацкого, — под башмаком приторной, жеманной,
светской супруги, московской
дамы?
Верно он говорит: чужда мне была книга в то время. Привыкший к церковному писанию,
светскую мысль понимал я с великим трудом, — живое слово
давало мне больше, чем печатное. Те же мысли, которые я понимал из книг, — ложились поверх души и быстро исчезали, таяли в огне её. Не отвечали они на главный мой вопрос: каким законам подчиняется бог, чего ради, создав по образу и подобию своему, унижает меня вопреки воле моей, коя есть его же воля?
— Я, — мол, —
светских не читывал,
дайте сами, что нужнее для меня, например — историю русскую?
Удовольствия же Ивана Ильича были обеды маленькие, на которые он звал важных по
светскому положению
дам и мужчин, и такое времяпровождение с ними, которое было бы похоже на обыкновенное препровождение времени таких людей, так же как гостиная его была похожа на все гостиные.
Мой Аполлинарий тоже имел в виду со временем достичь такого счастия и мог надеяться сделать гораздо более своего дяди, потому что он обладал двумя большими талантами, которые могли быть очень приятны в
светском обхождении: Аполлинарий играл на гитаре две песни: «Девушка крапивушку жала» и вторую, гораздо более трудную — «Под вечер осенью ненастной», и, что еще реже было в тогдашнее время в провинциях, — он умел сочинять прекрасные стихи
дамам, за что, собственно, и был выгнан из семинарии.
Манеры
светской провинциальной
дамы и при этом, правда, много такту; изящный вкус, но преимущественно в одном только уменье одеться.
Он уничтожил патриаршество, как помеху своему произволу, и учредил синод; он оставил без внимания духовное образование и начал заводить
светские школы; он обратил особенные заботы свои на материальные улучшения в стране и
дал возможность водвориться безнравственности в высшем обществе, с которого он начал свою реформу.
Но, с другой стороны, позволяет ли Герман Гоппе в своих правилах
светского такта кланяться незнакомым
дамам?
Всем этим происшествиям были чрезвычайно рады все
светские, необходимые посетители раутов, любившие смешить
дам, у которых запас в то время совершенно истощился.
Англичанин не верит, а я выступил и разъясняю ему всю разницу: что ноне, мол, у
светских художников не то искусство: у них краски масляные, а там вапы на яйце растворенные и нежные, в живописи письмо мазаное, чтобы только на
даль натурально показывало, а тут письмо плавкое и на самую близь явственно; да и
светскому художнику, говорю, и в переводе самого рисунка не потрафить, потому что они изучены представлять то, что в теле земного, животолюбивого человека содержится, а в священной русской иконописи изображается тип лица небожительный, насчет коего материальный человек даже истового воображения иметь не может.
Анна Павловна Звездинцева, его жена, полная, молодящаяся
дама, озабоченная
светскими приличиями, презирающая своего мужа и слепо верящая доктору.
Дама раздражительная.
Заметив, что
светская тогдашнего времени любезность мало действовала на его
даму, он попробовал смешить ее, рассказывая ей забавные анекдоты: уверял, что он, если она прикажет, готов сейчас стать на голову, закричать петухом, выскочить в окно или броситься в прорубь.
И вот мартышка, презирая всякие
светские приличия, вырвала из рук почтенной старушки чашку, выпила все ее содержимое, разбила чашку об пол, потом выпила весь драгоценный графин настойки и, говорят, покушалась поискать насекомых в волосах у
дамы.
Зимою 186* года в Петербург прибыло на жительство одно очень зажиточное и именитое семейство, состоявшее из трех лиц: матери — пожилой
дамы, княгини, слывшей женщиною тонкого образования и имевшей наилучшие
светские связи в России и за границею; сына ее, молодого человека, начавшего в этот год служебную карьеру по дипломатическому корпусу, и дочери, молодой княжны, которой едва пошел семнадцатый год.
Хоры, противоположные той стороне, где поместились музыканты, начали понемногу наполняться
дамами, между которыми были исключительно сливки да сметана славнобубенского mond’a [
Светского общества (фр.).].
Зато она
давала мне возможность стать образованной
светской барышней, достойной дочерью покойного князя, не разлучаясь со мной.
Старики поспорили, и генерал, задетый за живое значением, какое Бодростин придавал
дамам светского круга, а может быть и еще чем-нибудь иным, так расходился, что удивил свою жену, объявясь вдруг таким яростным врагом завезенного Бодростиной спиритизма, каким он не был даже по отношению к нигилизму, привезенному некогда Висленевым.
Я мог бы быть очень полезен ей моей театральной опытностью, но я не мог
дать ей того, что составляет основу и тайну таланта. На
светское амплуа из нее выработалась бы хорошая полезность.
Госпожа Дюма была уже
дама сильно на возрасте, с рыжеватой шевелюрой, худощавая, не очень здорового вида, с тоном
светской русской барыни, прошедшей"высшую школу"за границей. Во французском акценте чувствовалась московская барыня, да и в более медленном темпе речи.
Мы, русские студенты, мало проникали в домашнюю и
светскую жизнь немцев разных слоев общества. Сословные деления были такие же, как и в России, если еще не сильнее. Преобладал бюргерский класс немецкого и онемеченного происхождения. Жили домами и немало каксов, то есть дворян-балтов. Они имели свое сословное собрание «Ressource»,
давали балы и вечеринки. Купечество собиралось в своем «Casino»; а мастеровые и мелкие лавочники в шустер-клубе — «Досуг горожанина».
В обществе чувствовалось все сильнее либеральное течение, и одним из его симптомов сделались воскресные школы. Вскоре их ограничили, но в мою первую петербургскую зиму это превратилось даже в некоторых местностях Петербурга в
светскую моду. Учили чумазых сапожных и кузнечных мальчиков фрейлины, барышни,
дамы, чиновники, военные, пажи, лицеисты, правоведы, разумеется, и студенты.
Заведение, его цены и весь склад жизни были мне по вкусу… и по состоянию моих финансов. Все было довольно просто, начиная с еды и сервиса; а общество за дабльдотом собиралось большое, где преобладали швейцарцы и немцы, но были и иностранцы из северной Италии, даже
светские и элегантные
дамы. С одним англичанином мы сошлись и пешком ходили с ним через горный лес в ближайший городок Цуг и обратно.
Такой
светский искус я считаю положительно полезным. Он отвлекал от многих грязных увлечений студенчества. Юноша „полировался“, а это совсем не плохо. И тут женщины — замужние
дамы и девицы — продолжали свое воспитательное влияние. Нетребовательность и сравнительная дешевизна позволяли бывать всюду, в самых богатых и блестящих домах, не делая долгов, не выходя из своего бюджета в тысячу рублей ассигнациями.